Выжившим [litres] - Евгения Мелемина

больнице.

Мистер Митфорд молча выложил на стол круглые часы, которые из особого чувства стиля таскал на серебряной цепочке, и пальцем постучал по циферблату.

– До трех, – понял Томми. – Хорошо. Вернусь до трех. Спасибо.

Он схватил еще один кусок ветчины с блюдца, засунул его в рот, и выбежал на улицу, забыв про куртку.

Больница «Сан-Себастьян» славилась своим тесным сотрудничеством с католической церковью и неудобным расположением. Ее загнали практически под самую плотину, в самый конец города. За больницей начиналось сплетение бурелома, поваленных деревьев и рухнувших заборов, оплетенных колючей проволокой. Словно в противовес заднему фону с фасада больница обзавелась всем, что позволило бы ей считаться приличным серьезным заведением: удобной, но всегда полностью забитой парковкой, широкими дорожками, вазонами с растрепанными оранжевыми цветами. Был даже какой-то фонтан, но в это время года он не работал. Справа от крыльца, на маленьком дворике с лавочками и урнами, Томми увидел сидящего неподвижно Берта Морана, и соскочил со ступеней – поинтересоваться.

Моран курил в открытую, не смущаясь своим возрастом и присутствием на больничной территории. Гнать его было некому – дворик был пуст.

В руках Моран держал свернутые напополам листок плотной бумаги, и то и дело посыпал его пеплом.

– Привет, – сказал Томми.

– Здорово, жопотрах, – мрачно отозвался Моран, но немного подвинулся, словно приглашая Томми сесть.

Томми остался на ногах, в его планы не входило наведение мостов с людьми, имеющими привычку топить ближних своих в мусорных баках.

– Что тут делаешь?

– Ходил за этим. – Берт помахал листом бумаги. – Хогарт передал мне полномочия. Минди затребовала бумажку для предоставления директору. Говорит, без бумажки Хогарт может пролезть обратно, а нам его не надо.

– Что – совсем не надо? – деланно удивился Томми.

Моран в ответ что-то пробормотал и дернул щекой.

– Игрок он неплохой, – наконец с неохотой ответил Берт. – Но у всех есть свой предел.

– Значит, бумажку взял, – сказал Томми. – Подпись Кит поставил. Все как полагается, да? А почему тогда такой грустный?

Берт Моран поднял на него глаза и снова отвел взгляд. Он сначала затушил окурок о подошву ботинка, и только после этого произнес:

– Ему врачи сказали, что играть он минимум год не будет. Так что не нужна никакая бумажка. Зря я ходил.

– Ясно, – сказал Томми. – Зря сходил – беда какая. Вдруг теперь одна белобрысая шлюха заподозрит неладное. Например, решит, что принес Хогарту плюшевого мишку и букет колокольчиков?

– Митфорд! – заревел Моран, поднимаясь. – Вали отсюда, пока кости целы!

– Есть, сэр, – почтительно отозвался Томми. – Будет сделано, сэр. Никто не узнает о плюшевом мишке, сэр…

Томми вовремя сорвался с места, взбежал по ступенькам и скрылся за стеклянной дверью. Моран не стал ломиться за ним в больницу, потоптался на пороге, развернулся и ушел, по дороге сминая в кулаке аккуратный белый лист.

Медсестра на посту указала Томми направление и отправила блуждать по прохладным коридорам, наполненным запахами увядших цветов, хирургической резины и синего света. Блестящие никелевые поручни чередовались с искусственными пальмами, линолеум сиял. Томми обходил врачей в светло-синей и зеленой форме, пропускал мимо старушек с овечьими кудряшками на голове, и искал нужный ему поворот, ведущий в секцию «D». У неведомо куда ведущей лестницы он остановился и огляделся.

– Где тут что? – весело и без малейшего стеснения спросил он у парня в черном, задумчиво изучающего табличку на двери палаты, окна в которую были плотно закрыты жалюзи.

Стеснение и прочие глупости остались позади, у Карлы дома, запутавшиеся в красных простынях миссис Нобл.

– Здесь – все, – емко ответил парень.

Томми присмотрелся – парню этому было лет двадцать пять-двадцать три… словом, ужасно много.

– Это я вижу, – согласился он и тоже посмотрел на табличку, а потом на синие цифры, которые нарисовал на своей руке шариковой ручкой после выдачи инструкций медсестры. – Надо же, здесь. Повезло.

– Если ты туда, – сказал парень, – то не иди сейчас. Там семейная драма. Все рыдают и грызут друг другу глотки.

– Надолго?

– Только что зашли.

Томми опустился на низенькую кушетку, искусно подделанную под подобие кожаного диванчика.

– Вот черт…

Парень в черном кинул на него короткий взгляд и вдруг предложил:

– Выйдем? Покажешь, где тут есть приличный кофе. Больничной бурды выпил три стакана, ни хрена не помогает. И жрать хочется.

– А ты кто вообще?

– Водила, – грустно усмехнулся парень. – Привез сюда одну симпатичную клиентку. Восемь часов в пути, и перед этим тоже не спал.

Томми вынул мобильник и посмотрел на часы. Половина первого. Отсюда можно быстро добраться до кофейни с венскими вафлями, а потом так же быстро вернуться назад. Встречаться с семейством Кита у Томми не было никакого желания. Все силы были израсходованы на приятную беседу с Мораном.

Если Моран сказал правду, и Кит больше никогда не сможет играть в футбол, посещение больницы не обойдется обычным: «Как ты себя чувствуешь?» и «Да забей ты на них всех!»

Все будет намного сложнее. Кофе и пара вафель. Полчаса на то, чтобы привести мысли в порядок, и действительно суметь помочь Киту, а не явиться с набором шаблонных визгов и сожалений.

– Кофе так кофе, – сказал он и протянул руку для знакомства. – Томас Митфорд.

– Джастин.

– А кого ты сюда привез? – спросил Томми, вдруг вспомнив милую бледную девочку в шарфе, которую когда-то встретил с Китом в пиццерии.

– Сару Хогарт.

– Его сестру?

– Его сестру. Пойдем, пока мне не влепили штраф за парковку, я бросил машину за углом…

Томми внимательно присматривался к Джастину. Утомленный парень в черном, небрежно ведущий машину слегка дрожащими руками, не был похож ни на кого из тех, кого Томми приходилось видеть раньше. Вряд ли удалось бы точно уловить разницу между Джастином и жителями родного городка Томми, но она была.

Томми реагировал на него, как канадец реагирует на калифорнийское лето. Неуловимое давление чужого климата.

Руки у Джастина дрожали от кофе, но он все равно заказал большую кружку крепчайшего черного пойла, а к нему – душистую вафлю с тонкой карамельной прослойкой. У Томми не было денег, поэтому он просто сидел напротив и сворачивал салфетки в ровные треугольники и конвертики.

Ему представлялось его собственное будущее: такое же свободное, спокойное, накачанное кофе, роком, ночными дорогами, в сигаретной дымке.

Свобода, понял Томми. Вот та деталь, которая отличает климат Джастина от климата того же Морана, который, кстати, сидит тут же, за соседним столиком, и жует ореховый рулет.

Томми бросил на Морана короткий взгляд. Моран ответил ему насмешливым подмигиванием и пошевелил в воздухе короткими толстыми пальцами.

Жест, обещающий много неприятностей. Жест фокусника, ведущего марионетку по краю обрыва.